Опубликовано 12.11.2015 | Автор: Ballador
Авторитетные историкиВ сочинениях Меховия впервые высказывается предположение о происхождении термина Russia от древней Роксолании, в свою очередь получившей свое название от одноименного сарматского племени, упоминавшегося в трудах авторитетных историков. При этом роксоланы и руссы-рутены рассматриваются Меховием как самостоятельные этнические общности, объединенные лишь общностью территориального ареала. Польский автор свидетельствует, что роксоланы постепенно были полностью уничтожены и прекратили существование как народ, оставив о себе память лишь в названии некогда контролировавшегося ими региона. Важно отметить, что сопряжение Роксоланы /руссы-рутены отсутствовало у Длугоша, и это обстоятельство является очень характерным свидетельством того, что происхождение «сарматской» терминологии именно благодаря сочинениям Меховия в ученой мысли XVI в. увязывалось не только со славянскими народами вообще, но конкретно с восточными славянами. Такого рода этнонимические догадки сыграли в дальнейшем выдающуюся роль, поскольку создавали предпосылки для постепенного пересмотра культурного статуса восточнославянских народов, происходившего по мере роста интереса европейской ученой мысли к сарматской тематике.

Впрочем, ограничившись лишь территориальным сопряжением роксолан и руссов-рутенов, при построении своей этногенетической гипотезы Меховий все же сохраняет приверженность версии, предложенной Длугошем, который производил имя и народ Руси от эпонима Руса, хотя при этом несколько видоизменяет ее. В частности, во фрагменте «Польской хроники», помещенном под выносной глоссой «Рус потомок Леха и от него Руссия» Меховий высказывает сомнение в том, что Рус является потомком Леха, поскольку «некоторые», по утверждению историка, считают их родными братьями. А. С. Мыльников в свое время высказал предположение, что решить этот вопрос с большей определенностью этому автору не позволила политизация легенды, в результате чего Рус сознательно был выведен им из числа самостоятельных персонажей эпонимического предания и сыграл роль «логического баланса в трехмерной конструкции легенды».