Причины актуализации данной легенды в европейской ученой мысли XVI столетия не только представляют немалый интерес для историков историографии, но и позволяют лучше понять природу и смысл идеологического противостояния держав Восточной Европы того времени. В первой половине XVI в. отношение иностранцев к этому сюжету было весьма неопределенным и скорее скептическим. Однако повышенное внимание к легенде со стороны Стрыйковского, завершавшего работу над хроникой в последние годы Ливонской войны, имело практическую подоплеку, поскольку в это время особую актуальность приобретают вопросы обоснования и легитимизации «наследственных» прав участвующих в войне династических монархий на земли Прибалтики. В этих условиях историографические аргументы приобретают выраженную идеологическую функцию. Не исключено, что тезис Стрыйковского о связи варяжских братьев с «Лотевской страной», то есть Ливонией, также мог быть актуализирован попытками обосновать право на владение частью Прибалтики одной из сторон. В то же время непросто дать ответ на вопрос, почему в хронике именно польского историка нашли отражение аргументы, способные пусть и косвенно оправдать экспансию Русского государства, являвшегося в это время прямым конкурентом Речи Поспо — литой в борьбе за Ливонию.

Описывая разделение русской земли между Рюриком и его братьями, Стрыйковский обращается к хронике Меховия и трактату Герберштей — на, приводит различные варианты наименований крепостей и городов, указывает размеры новгородских владений варягов в ту эпоху, привязывая их тем не менее к актуальным топонимическим маркерам, а именно Москве. Завершается изложение легенды о варяжских братьях развернутым литературным рассказом о смерти и погребении Синеуса и Трувора, а также распределении подвластных Рюрику земель между «своими дворянами и заслуженными друзьями», причем в рамки подвластных князю Великого Новгорода территорий Стрыйковский включает помимо известных ему по русским летописям Новгорода, Пскова, Белого озера, Полоцка, Мурома и Ростова, также Смоленск, который сохранившиеся до нашего времени летописи не причисляли к владениям Рюрика.